Спасибо, что живой

В преддверии праздника Победы лидер Республики Рустам Минниханов вручил 17 ветеранам и труженикам тыла Татарстана медали «70 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». В Республике оказывают уважение ветеранам, которые живы, и помнят о тех, кого с нами нет.

Наши земляки внесли большой вклад в победу не только на фронтах, но и работая в тылу. 186 уроженцев Татарстана - герои Советского Союза. В годы войны все жители проявили лучшие свои качества - самоотверженность, любовь к родине и трудолюбие.

Владимир Фёдорович Быстров помнит, как началась война. Ему не было ещё и семи лет, но потрясение было настолько сильным, что врезалось в память на долгие десятилетия.

- У нас, в селе Лужно Демянского района Ленинградской области, был дом в 11 комнат. Во время войны там располагался штаб наших войск, а в подвале спасалась от бомбёжки вся улица. Ранним утром 22 июня мы спали, как вдруг загремели стёкла. Выбежали на улицу и увидели, летят четыре вражеских самолёта, отбомбив нефтебазу и военный аэродром.

Немецкие самолёты пролетали над селом очень низко. Чувствовали себя здесь хозяевами. Мы бежим с мальчишками по улице, а они пикируют и прямо нам под ноги стреляют. Смотришь вверх и видишь их наглые улыбки. Сидят в шлемах и очках, хохочут. Им интересно, что мальцов напугали.

Вражеских самолётов были целые тучи, как грачей весной. А наших мало. Сбивали и тех, и других. А мы с ребятами бегали в лес, смотреть на упавшие с неба машины. Страшно…

Я помню, идут войска наши через село: обмотки до колена, катанка через плечо и винтовка Мосина со штыком. А сзади неказистую пушечку везут шесть лошадей. Нам, мальчишкам, интересно. Хотелось всё потрогать-посмотреть. А солдатики некоторые шли и плакали, на нас глядючи: кто копеечку нам даст, кто сахарок.

Запомнился такой эпизод: в районе Демянского двигался немецкий десант, и наши его взяли. Фрицев везли в крытых машинах. В селе колонна остановилась, чтобы напоить пленных. Дело было во время сенокоса и уже ближе к вечеру. Бабы возвращались с поля: кто с граблями, кто с вилами. Увидели они немцев и чуть было всех на вилы не посадили. Но командиры не пустили. Немцы одеты были изумительно. Форма серо-мышиного цвета. И даже стрелки на брюках отглажены. Изящные такие, модные.

Помню ещё одну историю. К нам на постой попросилась женщина. Она была хорошо одета, ухоженная: причёска, маникюр. Расспрашивала, кто из семьи воюет, на каком фронте, какие звания, есть ли коммунисты. У моей матери всё это вызвало подозрение. Ночью она заглянула в ридикюль постоялицы. Там лежали пистолет и много денег. Мама тут же побежала в милицию. Квартирантку задержали. Через несколько дней её судил военный трибунал. Она оказалась немецкой разведчицей, знала несколько языков, работала во многих странах. На суде сказала моей матери: «Никогда не думала, что меня раз-облачит простая русская баба».

Наши говорили, что эта война на два месяца, не более. И всё же было приказано населению эвакуироваться. Мы уехали, а тётка моя осталась. Она на поч-те на узле связи работала. После того, как немец нашу деревню занял, её угнали в плен. Потом рассказала, что их эшелоном везли в сторону Германии, а в Польше поезд остановился. Пленных выгнали на улицу, построили и, как скот на ярмарке, начали продавать. Нашу тётку купил поляк. Она у него всю войну на ферме проработала.

Ну а мы с мамой, братом и сестрой еле-еле втиснулись в поезд, который отправлялся в тыл. Нашли место в последнем вагоне. Это нам жизнь и спасло.

18 июля 1941 года на железнодорожной станции Лычково выдалось кровавым. Шла эвакуация жителей из Ленинграда. На пути следования состава из населённых пунктов, располагающихся вблизи железной дороги, вагоны пополнялись новыми детьми. Многие родители просили сопровождающих поезд: «Спасите и моего ребёнка!». Состав постепенно увеличивался, и к моменту прибытия на станцию Старая Русса насчитывалось уже 12 вагонов. А вражес-кий самолёт увидел «лакомую» цель. Из него зёрнами посыпались бомбы. Всё утонуло в шипении, грохоте, дыме, крови.

Очевидец этих событий писатель Валентин Динабургский, рассказывает так: «Фрагменты детских тел висели на телеграфных проводах, на ветвях деревьев, кустарниках. Стаи ворон, чуя поживу, кружили над местом трагедии. Солдаты собирали изуродованные тела, быстро начавшие разлагаться под влиянием жары.

Через пару дней на Лычково нахлынули матери несчастных жертв. Простоволосые, растрёпанные, они метались между путей, искорёженных взрывами бомб. Незряче бродили по лесу, не обращая внимания на минные поля, и подрывались на них... Неудивительно, что некоторые тронулись разумом. Зрелище страшное: истерики, вопли, обезумевшие глаза, растерянность, безысходность…».

- А нас, оставшихся в живых, повезли на Урал, - продолжает свой рассказ Владимир Фёдорович Быстров. - Мы два месяца скитались по железной дороге. В вагонах - полная антисанитария. Дети сразу же подхватили дизентерию. Лекарств нет. Кто послабее, умирали. Поезд двигался почти без остановок. Даже времени похоронить тела не было. На ходу их сбрасывали. А маленьких детей отпаивали крутым кипятком, чтобы хоть как-то вылечить. Помогло.

А к концу осени мы приехали в Алексеевский район ТАССР. Народ там очень добрый был. Татарин ты или русский - всё равно. Делились друг с другом всем, что есть. И хозяйские дети, и мы, эвакуированные, ели из одной тарелки. Я пошёл в первый класс, летом в колхозе работал, матери помогал. Мы работали на быках. Серпом жали, вязали снопы, на телегу закидывали и на молотилку везли. Мой бык был чёрный, рог у него болтался. Непослушный: то побежит, то встанет - с места не сдвинешь. А когда и быков не стало, прислали нам трофейные «Форды». Они грязи не боялись, не ломались. На них вывозили с полей всё - до зёрнышка.

Голодно, конечно, было. Траву ели, о мясе даже не думали. Картошка - рос-кошь.

Когда война закончилась, я свою жизнь с сельским хозяйством связал. Закончил Казанский сельскохозяйственный институт. Себя целиком земле отдал. И понял, что нет ничего лучше мирного неба над головой, без вражеских самолётов, и земли под ногами, которую не корёжат танки.