Спас командира, а после поселился в Бугульме

Жарким, засушливым летом 1932-го в селе случился пожар: сгорело более тридцати домов, в том числе и наш. От отчаяния родители приняли решение уехать по вербовке на Дальний Восток, на угольную шахту в небольшое селение Богочача. Жили в бараках, испытали всё: и холод, и голод. В 1934 году от болезни умерла мама. После похорон переехали на станцию Болотово, близ города Сретинска, а через два года вернулись на родину: сначала на станцию Пронино, затем - Шелашниково. Но долго жить здесь не пришлось: отец снова завербовался на Камчатку, на рыбные промыслы.
Ещё в Пронино отец женился, и на Камчатку мы уехали уже с мачехой. Но ей здесь был не климат, и она тяжело заболела. Нас отправили домой. По дороге, на пароходе, она умерла, и мы похоронили её в море. В конце 1940 года вернулись на станцию Шелашниково. А вскоре началась война.
Отца призвали в армию в конце 1941-го, а мы с сестрёнкой остались у старшей сестры по родной матери. В сентябре 1943 года мне исполнилось 17 лет, а в октябре - призвали в армию. Определили на учёбу в 58-й учебно-стрелковый полк, который дислоцировался на станции Суслангер, во вторую роту, где командиром был добрейшей души человек, Самойлов.
…На улице - зима, в казарме холодно. Единственная буржуйка на казарму, весь полк питался в одной столовой и до отбоя не все успевали поужинать. Кормили очень плохо. Учёба - на улице, а в субботу и воскресенье уходили в лес заготавливать дрова для штаба и своих казарм. По весне 1944 года организовали уже побатальонные столовые с трёхразовым питанием.
В сентябре этого же года наш полк эшелоном прибыл на 1-й Прибалтийский фронт, где командующим был маршал Баграмян. Я попал в 210-й гвардейский стрелковый Полоцкий полк 73-й дивизии особого назначения, поэтому нам надлежало быть на самых трудных участках. После прорыва обороны на одном участке полк спешно перебрасывали на другой, более трудный. Не одну сотню километров пришлось пройти пешком, шли и днём и ночью, подчас засыпая на ходу, падали, вставали и снова продвигались к цели, освобождая хутор за хутором в направлении порта Мемель. Как-то на исходе дня к нам подошли жители одного из освобождённых хуторов и сказали, что в соседнем населённом пункте живёт предатель. Командир роты Коледа приказал шестерым бойцам найти его и доставить к нему. Приказ мы выполнили. Командир допросил его, и, по положению военного времени, предатель был расстрелян.
После очередного боя пришли политруки полка, вручили гвардейские значки, а новобранцев приняли в комсомол. Комсомольский билет я хранил до вступления в коммунистическую партию.
Помню, какой жестокий бой шёл за освобождение города Шауляй. Тогда погибли многие наши ребята, в том числе мои товарищи - Бобров Владимир, Семёнов Виктор. Хорошие были друзья, мы всегда поддерживали друг друга в трудные минуты. При взятии Шауляя нам грозила и другая опасность - на окраинах города горел торфяник, и этот огненный котлован нас мог просто уничтожить. Но, к счастью, всё обошлось.
Для успешного прорыва обороны командование полка применяло тактику разведки боем. Надо было идти средь бела дня во весь рост и стрелять, чтобы вызвать огонь на себя для выявления позиций. На подступах к Шауляю приходилось делать это не единожды и терять многочисленных друзей и товарищей. Во время очередного перехода немцы нас встретили сильным огнём пулемётов, миномётов. Завязался бой. Мы оттеснили их и заняли железнодорожный мост. Бой затянулся допоздна. Зайдя в лес, заняли круговую оборону. Была темная осенняя ночь. На наше счастье пришёл связной командира и вывел нас из леса. Вечером того же дня ротный командир Коледа послал наше отделение вперёд. Километров через пять мы обнаружили брошенные немцами траншеи. Вернувшись в расположение, доложили, а на рассвете уже заняли окопы. А тут приказ свыше: срочно форсировать речушку в 80-100 метров шириной. Кто бродом, кто вплавь, перешли на другой берег, но там нас встретили немцы шквальным огнём. Много тогда солдат полегло. Ранен был и командир роты Коледа. Взводный сержант Немов, принявший роту, попросил меня помочь командиру переправиться назад через речку. Всё получилось. Я передал в руки санитарам командира. Они мне тоже наложили повязку на ногу: немного зацепило.
Тяжелейший бой завязался при взятии автострады, ведущей в порт Мемель. Сколько бойцов, командиров, танкистов, сгоревших вместе с танками, орудий, пулемётов и миномётов потеряли в том бою! Из нашей роты в 250 человек, например, остались в живых всего 22 человека. В этом бою получил тяжёлое ранение обеих ног и я. С трудом добрался до укрытия, дождался темноты и с помощью палки стал двигаться назад в поисках санпункта. Лишь через несколько часов удалось найти его. Здесь мне оказали первую помощь. Под утро на повозке доставили в эвакопункт, где прооперировали и отправили в военный госпиталь в Поневежис. Понадобилось сделать ещё две операции, прежде чем удалили осколки из ноги. После восьми месяцев лечения меня выписали, но война уже закончилась. Из запасного полка в Кенигсберге я был переведён в регулярную армию. Но раны сильно беспокоили, и меня вновь направили на лечение. Через месяц вернулся в часть. Там прослужил ещё четыре года.
В октябре 1950 года демобилизовался в звании рядового. Приехал на станцию Шелашниково, а в июле 1952 года переехал в Бугульму. Поступил работать учеником слесаря в паровозное депо, постепенно повышая свой разряд. Избрали комсоргом ремонтных цехов, учили, как надо работать с людьми. Четыре года был председателем профкома депо. Окончил курсы помощника машиниста в Грозном и курсы машинистов в Пензе. Трудился кочегаром, помощником машиниста паровоза, затем тепловоза, машинистом. Десять лет подряд избирался заседателем городского народного суда. В сентябре 1981 года вышел на пенсию, но проработал еще 15 лет. Долгие годы был в составе городского совета ветеранов войны и труда, где вместе с единомышленниками проводили большую общественную работу на благо родного города.