Как бугульминцу довелось ездить на машине Героя Советского Союза
Меня призвали в армию в мае 1952 года. Помню, только что приехал из поездки (работал помощником машиниста паровоза), а навстречу мне - майор военкомата. Говорит: «Завтра с утра - в военкомат, а послезавтра - в армию». Я ответил, что надо бы съездить к родственникам, попрощаться. Но он возражения не принял....
Меня призвали в армию в мае 1952 года. Помню, только что приехал из поездки (работал помощником машиниста паровоза), а навстречу мне - майор военкомата. Говорит: «Завтра с утра - в военкомат, а послезавтра - в армию». Я ответил, что надо бы съездить к родственникам, попрощаться. Но он возражения не принял.
Так я попал в команду, которая в военкомате была уже сформирована. Из паровозного депо призвались пятеро юношей. В Казани брат одного из наших деповчан, студент авиационного института, предложил посмотреть город. Ни у кого не отпросившись, мы втроём вышли из сборного пункта, походили по городу и вернулись только вечером. А ребят уже увезли приехавшие за новобранцами представители воинских частей. Нас, конечно, отчитали, потом заставили убирать территорию. На следующее утро приехали артиллеристы из войск противовоздушной обороны Московского военного округа, и мы оказались в их группе.
Начались курсы молодого бойца, затем - полковая школа, где прошли хорошую солдатскую закалку. Звания по окончании школы не присваивали, а делалось это уже в подразделениях. Получив ефрейтора, я попал в батарею, которая стояла на точке около деревни Марфино, что в километре от Минского шоссе. Меня зачислили в радиоприборный взвод, и я стал служить оператором-прибористом. Во взводе оказалось пять сержантов и я, ефрейтор. В мои обязанности входило вводить поправки в прибор на температуру воздуха (соответственно высоте полёта самолёта), направление и силу ветра, плотность воздуха, скорость самолета. На основании этих данных прибор определял точку встречи самолёта со снарядом.
Через год службы наши сержанты демобилизовались, и я остался за старшего, учил молодых солдат и учился сам. Мой труд не пропал даром: во время инспекторской проверки наш взвод занял первое место в дивизии. В качестве поощрения с нами сфотографировался командир дивизии, генерал-майор Луценко, начальник политотдела дивизии, полковник Углов, замполит полка, полковник и начальник штаба полка. Я и поныне храню эту фотографию. Мне присвоили первый класс оператора. С таким классом в полку нас было только двое. В это время классность только начали вводить и за это платили деньги. Помню, перед демобилизацией получил 300 рублей. В Кунцево, в магазине, купил на них демисезонное пальто.
Жили мы в землянках, оставшихся от военного времени, водопровода не было, топили печку. Воду доставлял водовоз из родника, находившегося в полутора-двух километрах. Рядом с родником, в сосновом лесу, располагалась правительственная дача. И никто из нас не знал, что это и была кунцевская дача И.Сталина. Узнали, когда к власти пришёл Н.Хрущёв. Мы нашего водовоза в шутку стали называть «зятем Хрущёва», так как он познакомился с девушкой, которая работала на той даче. Выходит, я целых два года пил воду из одного родника со Сталиным!
Время от времени (по графику) нашу батарею снимали с боевой готовности и возили в баню в Кунцево, где находился штаб дивизии, а также организовывали культпоходы в Москву. Побывали мы в театре «Ленком», Третьяковской галерее, музее подарков Сталину на ВДНХ, неоднократно посещали Мавзолей, видели много других достопримечательностей. В парке имени М.Горького стрелял в тире. Помню, выиграл большую красивую куклу, которую подарил маленькой девочке.
Однажды в увольнении мы с другом захотели посмотреть на величественное здание МГУ (хотя каждый раз, когда я проверял ориентированность радиолокационной станции, наводил визирную линию на его шпиль, рассматривая это здание на расстоянии). И вот мы в фойе университета. Смотрим, поднимаются по лестницам юноши и девушки из Африки, Китая... Мы глядели на них и в душе завидовали. Затем походили вокруг университета, полюбовались с высоты Ленинских гор на столицу.
Возвращаться решили пешком (всего-то пять-шесть километров!). Обогнув электрическую подстанцию, завернули в небольшой посёлок. Оказалось, что когда-то это было имением помещика Троекурова, который упоминается А.Пушкиным в рассказе «Дубровский». Познакомились с его жителями. Они показали нам бывший дом Троекурова, небольшую церковь, где венчалась его дочь Маша…
Наша батарея была многонациональной, как будто специально собрана со всех концов страны. Не служили только ребята из Чеченской республики и Прибалтики. Жили дружно, подшучивали, конечно, друг над другом, но никто не обижался. Как-то поднялись по тревоге. Передо мной оказался Левченко из Ростовской области (еврей по национальности), весёлый парень. Шепчет мне: «Застегни…». Оказалось, в спешке он надел гимнастёрку задом наперёд. Я успел ему застегнуть две пуговицы, а старшина заметил это и вызвал из строя. Сколько смеха было!
Если бы сегодня мне довелось выполнить солдатский распорядок дня, начиная с утренней физзарядки, чистки сапог и пуговиц, подшивания чистого подворотничка я, наверное, до обеда бы не управился, а в армии - запросто, весело и без нытья, всё успевали и всё получалось. А ещё - технические и строевые занятия, политзанятия, и всё это - в период нахождения батареи в боевой готовности.
Редко, но случались и неприятности. Однажды во время несения караульной службы солдат Ходайбердиев машинально загнал патроны в патронник своего автомата. Когда сменился с поста, в караульном отделении землянки он резко поставил автомат в стеллаж. Затвор сработал и произошёл выстрел. Пуля попала в комсомольский значок и рикошетом, пройдя мимо сердца, пробила лёгкие. Парень остался жив, но после госпиталя его комиссовали. Но главное, после этого все комсомольцы приобрели значки и стали носить их постоянно.
Другой случай произошёл осенью 1954 года, когда старослужащие готовились к демобилизации. У нас служил парень из Армении, сын академика Амбарцумяна, президента Армянской академии наук. Видимо, родители послали его в армию в надежде, что здесь он станет настоящим мужчиной. У Амбарцумяна было среднее образование, и он мог бы сдать экзамен на офицера запаса и через два года уехать домой. Но солдат отличался несносным характером, каждый раз получал дисциплинарные взыскания. За три года службы он год провёл на «губе».
И вот комсомольское собрание. А перед этим Амбарцумян что-то нарушил. На собрании выступали его земляки, один из которых сказал: «Слушай, ты нас позоришь...». Вечером Амбарцумяна послали в караул охранять подземные хранилища снарядов, где он покончил с собой. Три года он никак не воспринимал критику, а тут такое...
После смерти Сталина, в марте 1953 года, состоялся траурный митинг. Всем комсоставом мы стояли в строю и слушали выступления Берии, Молотова, Маленкова. Запомнился и день, когда разоблачили Л.Берию. Я был комсоргом батареи. Рано утром слышу какой-то непонятный шум в Ленинской комнате. Подбегаю, а там начальник полит-отдела дивизии, полковник Углов, замполит полка и наш замполит, капитан Агапов, сдирают со стенда членов политбюро портрет Берии. Мне стало удивительно, ведь капитан Агапов на политзанятиях всегда с гордостью подчёркивал: «Мой сосед Лаврентий Павлович» (он снимал квартиру в доме по соседству с домом Берии).
Прежде чем официально заявили о разоблачении Берии, в полку объявили тревогу. Солдат вооружили автоматами, выдав по два комплекта дисков, патроны к нему (тогда у автоматов были круглые диски), по две гранаты, и отправили в Москву, в Чернышевские казармы. Полковой сапожник Маминов сказал нам, что Берия оказался предателем. Его тут же забрали в особый отдел, где он провёл на «губе» два дня. Выяснилось: он слушал «Голос Америки».
После смерти Сталина, перестановки в правительстве наша дивизия оказалась в почёте. На праздновании Великого Октября в 1953 году мы впервые приняли участие в параде на Красной площади. Перед парадом каждый день минимум по четыре часа отрабатывали строевой шаг, а водители тягачей на специальном полигоне тренировались целый месяц, чтобы мастерски провезти свои машины.
7 ноября нас подняли в четыре часа утра. Одетые в парадную форму (зелёный шерстяной китель, тёмно-синие шерстяные брюки), мы построились и пошли в столовую. Впервые за годы службы покормили гречневой кашей и жареным мясом. Наша колонна проехала по улице Горького до Красной площади. Она оказалась замыкающей. У нас тогда были самые мощные тягачи, зенитные пушки, которые мы тщательно зачехлили. Ребят по очереди ставили часовыми, чтобы гражданские к технике близко не подходили.
На Красную площадь заезжали колоннами. Я успел рассмотреть руководителей партии и правительства - Маленкова, Хрущёва, Молотова, Микояна, Булганина, которых видел лишь на плакатах да на страницах газет. После мне предлагали участвовать в параде в мае 1955 года, но осенью 1954 года я должен был демобилизоваться.
Как комсоргу батареи, не раз приходилось по общественным делам ездить в Баковку, где стоял наш полк. КПП располагался со стороны трассы Москва - Минск. За городком, по берегам небольшой речушки, было много генеральских дач. Однажды к вечеру я вышел через КПП, чтобы ехать на точку. Стою, жду попутную машину. Вдруг останавливается черный «ЗИС-110», и водитель, старшина по званию, приглашает подвезти меня. Я согласился, открыл заднюю дверцу и, ничего не подозревая, сел на заднее сидение. Оно тут же опустилось, а ноги поднялись. Увидев моё недоумение, старшина засмеялся и сказал: «Знаешь, на чьё место сел? Это же машина Будённого!». Оказалось, он привёз маршала на дачу, а сам возвращался домой, в Москву. Машина ехала со скоростью 100-110 километров в час, но так плавно, мягко, что казалось, будто плывём по воде.
Мне довелось ездить на машине Будённого дважды. На этот раз знакомый старшина, увидев меня, сам остановился. Я открыл заднюю дверцу и предложил своему попутчику, лейтенанту, сесть первым. Тут уж мы со старшиной смеялись над лейтенантом. Потом рассказали ему, чья это машина.
Вспоминается и такой случай. Мы привыкли видеть вечерами, как вдоль забора нашего городка прогуливались люди в гражданской одежде. И вот однажды узнаём, что это Паулюс со своим телохранителем и сопровождающим лицом, который жил в Баковке, на генеральских дачах. Узнали мы об этом от полкового сапожника Маминова. Как-то вернувшись из очередной самоволки с пачкой сигарет, он решил покурить. Подошёл к забору, где у него был потайной лаз, и у проходивших мимо людей попросил огоньку. Один из них быстро достал зажигалку, дал прикурить, и пошёл дальше. А тот, что позади, сказал Маминову, чтобы он не искал себе приключений на одно место, потому что это Паулюс...
В 2010 году, будучи в турпоездке, я посетил в Волгограде музей, где были выставлены личные вещи, фотографии, документы фельдмаршала. Видел его мотоцикл с коляской зелёного цвета, побывал в комнате, в которой Паулюс был пленён. Здесь, возле длинного стола, похожего на бильярдный, во весь рост стояла его фигура-макет в форме. Вначале, оцепенев от неожиданности, я тут же закрыл дверь и уже потом, сознательно, вновь открыл её, подумав, пусть хоть макет его встанет перед сыном фронтовика, который пришёл с войны без левой руки. Отец мой был участником битвы под Москвой.
(Окончание следует)
