Дед известной певицы из Бугульмы воевал в артиллерийском полку

Был награждён орденами Оте-чественной войны II степени и Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией» и другими.

И.Салахов, несмотря на преклонный возраст, любит трудиться на своём приусадебном участке и выращивать овощи. Физическая нагрузка - вот основной источник его долголетия.

…Будучи шестилетним ребёнком, Исхак старался подсесть ближе к играющему на тальянке местному гармонисту Сабиру, который, бывало, сердился из-за того, что его локоть упирался в плечо любопытного мальца: это мешало растягивать меха. Но мальчишка не сводил глаз с пальцев гармониста и что-то шептал. То ли считал, то ли повторял слова песен, которые пели рядом сидящие и стоящие ребята. Подростки и малышня летними вечерами собирались на скамейке и лежащем вдоль частокола толстом бревне. Зная, что намечаются посиделки, Исхак приходил на скамейку пораньше, поджидал Сабира и тренировался игре на гармони. Гармонисту почему-то был мил этот упрямый мальчишка, и он уступал ему на некоторое время инструмент. Пальцы ребёнка были так гибки, будто специально созданы для перебора клавиш.

К шестнадцати годам Исхак без особых усилий окончил школу-семилетку. У него арифметика была любимым предметом, и учителя говорили о нём с гордостью и считали за будущего своего коллегу: уж кому как не Салахову учить детей наукам! Но в стране шла коллективизация сельского хозяйства, а управлять им должны были грамотные люди. Поэтому правление колхоза решило направить подростка на курсы счетоводов. Счетоводом он проработал до призыва в армию.

В армии стали учить Салахова минному делу. Исхак первым в отделении за рекордное время и с завязанными глазами разбирал и собирал винтовку. Быстрее этого делать никто не мог. И учебные мины в его руках ни разу не «взорвались», как это было у многих молодых красноармейцев. За руками новобранца все следили, как заворожённые, но никто не мог заметить секрета: минёр от природы, да и всё тут...

Красноармеец Никитин знал о гражданской специальности Салахова по его рассказам. Они подружились быстро. В строю стояли рядом и кровати их располагались друг над другом. Пётр плохо владел карандашом: до армии едва одолел курсы ликвидации безграмотности. Исхак же выводил буквы что художник, так, по крайней мере, оценил его способности Пётр. Но грамота Салахова была не русская, и Никитин тут был ему учителем своего языка, хоть и не литературного. Пётр диктовал письма родственникам, Исхак их писал. Польза обоюдная.

- У меня пальцы деревянные, плотницкие, - говорил Петр Никитин, - они не привыкли выполнять тонкую работу, вот и не получается у меня с минами обращаться.

Тогда Исхак собрал две горсти боярышника и нанизал их на нитки. Получились чётки. Теперь в карманах друга был инструмент для тренировки пальцев. Пётр, ложась в постель, перебирал ягоды, пока не засыпал…

В час начала войны солдаты артполка спали непробудным сном. Красноармейцы третий месяц жили в палаточном городке на краю будущего аэродрома. База полка и боевая техника с боеприпасами находились за сто километров, вблизи Шяуляя. Исхак, с детства приученный к тяжёлому сельскому труду, здесь, на строительстве аэродрома, когда без отдыха третий месяц сержанты «гоняли кубометры», испытывал усталость. Времени на отдых оставалось мало. Даже банный день устраивали за счёт сна. Комиссарам, и тем не отпускали положенного часа для воспитательной работы. Пищу принимали прямо на опрокинутых носилках, заменяющих столы. Солдаты начинали работу с рассветом и уходили с объекта затемно. Война блуждала рядом, в Польше, и аэродром нужно было соорудить как можно скорее.

…В то воскресное утро подъём объявили позже - в шесть часов. Но вместо обычного строевого движения на стройку полку было приказано совершить марш-бросок. Предстояло за сутки добраться пешком до места постоянной дислокации.

Даже представить невозможно: сто километров за сутки с полной выкладкой. И это после трёхмесячной изнурительной работы на стройке! Этот марш-бросок Исхак запомнил на всю жизнь.

- Я до сих пор не перестаю удивляться поведению офицеров в тот день, - вспоминал ветеран. - Они не только увлекали солдат за собой, но и возвращались за теми, кто отставал или от усталости отказывался идти дальше. А ведь среди них были убелённые сединой люди.

Артиллерийский полк, в котором служил Салахов, с боями отходил из Шяуляя в Эстонию. На подходе к Тарту полк был атакован с воздуха и интенсивно обстрелян артиллерией противника. Командиры приказали всем рассредоточиться по усадьбам и огородам городка. Салахов с Никитиным укрылись в сарае, где их скрывала копна соломы на крыше. Атака немцев хоть и была короткой, но очень жуткой. Немец не жалел ни бомб, ни снарядов.

Никитин умер мгновенно: его голова была расколота пополам. Это для Исхака стало настолько неожиданным и непонятным, что он даже не сразу заметил своё ранение. Кожаный патронташ разорван в клочья, а левая штанина и обмотки быстро напитывались кровью. Но надо догонять уходивший полк. В голове стучало одно: лишь бы добежать до своих… только не плен…

Салахов из последних сил ухватился за броневой щит пушки и повис на руках. Бойцы подхватили и уложили раненого на лафет и подпёрли снарядным ящиком, чтобы не сполз.

Очнулся Исхак от голосов и боли в левом боку. Первое, кого увидел, была медсестра, делающая укол. А немолодой солдат-санитар освобождал от одежды раненый бок. Медики, как могли, оказали первую помощь, затем с помощью бойцов уложили его в санитарную повозку.

Сколько времени ехал Салахов до госпиталя, по какому маршруту, - не знает. Иногда он приходил в себя от яркого солнца, иногда, открыв глаза, видел небо в звёздах.

С санитарной повозки Исхака передали в эвакогоспиталь. Это была школа вблизи Таллиннского морского порта. Фронт уже приближался к городу, поэтому лечащихся срочно нужно было вывозить. Тяжелораненых эвакуировали на повозках, а ходячих - строевым порядком пешком. Теплоход «Вячеслав Молотов», стоявший в Таллиннском морском порту, принял на свой борт четыре с половиной тысячи раненых. Ему предстоял 350-километровый переход по минным полям Финского залива до Ленинграда. С началом войны фарватеры залива и другие возможные пути движения кораблей были заминированы в целях защиты прибрежных районов от вражеского флота.

Лоцманский катер вывел теплоход из акватории порта и ушёл к своей пристани. Море штормило. Однако четырёхбалльный шторм для теплохода практически не был помехой, только вот для стотонных тральщиков усложнял работу. Абсолютной гарантии успешной переправы никто дать не мог. Суда шли по минным полям, а в небе хозяйничала авиация немцев.

Вдруг спокойное размеренное движение судов нарушил взрыв - подорвался тральщик, идущий справа. А через несколько минут взорвалась мина у носовой части теплохода, и он стал крениться вперёд. На судне началась паника, которую никто не в силах был остановить.

Раненые в страхе кидались за борт в надежде попасть на спасательные шлюпки. Перегруженные шлюпки опрокидывались, и люди оказывались в воде. Тяжелораненые не могли самостоятельно добраться до леерных ограждений. Они неистово и безнадёжно кричали и беспомощно плакали. Исхак тоже приготовился махнуть за борт. Снял ботинки, связал их так, чтобы можно было перекинуть через плечо. На ощупь проверил в кармашке брюк талисман. Вытер рукавом гимнастёрки холодный пот со лба. Сидящий на палубе с перевязанной рукой солдат по-дёргал Исхака за штанину, знаком прося наклониться к нему. Салахов присел: перебитые рёбра не позволяли ему нагнуться. Он не мог понять говорящего, но сообразил: прибалт объяснял, что не стоит покидать борт, так как у теплохода небольшой крен и он не увеличивается. И Исхак доверился ему.

Море постепенно стихло. Судно окутал туман. По громкой связи пассажиров призвали успокоиться, равномерно разместиться по палубам и кубрикам и приготовиться к дальнейшему продолжению пути. В сплошном тумане, практически при нулевой видимости, теплоход был защищён от налёта вражеской авиации. Это обстоятельство морякам было на руку. Но тревожило и другое: можно вновь наскочить на мину, заблудиться или сесть на мель. Тральщиков также не видно. Пришлось замедлить ход. Теперь всё зависело от мастерства моряков. В их руках - жизни тысяч людей. А люди терпели и ждали благополучного исхода.

…Кронштадтский рейд принял «Вячеслава Молотова» солнечным утром. Вскоре его отбуксировали до причала Ленинградского морского порта. А через несколько часов раненые, в том числе и Исхак Салахов, были доставлены во Дворец культуры имени Кирова, где развернулся госпиталь…

Исхаку Салаховичу суждено было выжить в этом аду, несмотря на тяжелые ранения, и прожить ещё 60 лет. Но войной испепелённые годы он так и не смог позабыть до самых последних своих дней.