были расстреляны пять сотрудников угрозыска за бандитизм и связь с белой контрразведкой». Вольно или невольно, но автор книги «передернул» факты: сыщики из той истории стали преступниками. Есть такое выражение «мертвые сраму не имут», но заступиться за честных сыщиков времен диктатуры пролетариата я посчитал своим долгом и стал собирать документы. Какое-то время спустя в разговоре с местным краеведом В.Сальниковым всплыла фамилия молодого человека, дальнего родственника купца Пузанова. Выяснилось, что в семье из поколения в поколение передается легенда: «Пузановых всех убили, имущество унесено грабителями». А кто совершил преступление и какую кару понесли бандиты, об этом никто не знает. Сейчас от большого хозяйства дома купца осталось несколько плит фундамента складов для зерна, а на месте дома Пузанова, где с 1918 по 1940 год находилась общая и конная милиция, построен ледовый дворец.Как-то зашел в центральную библиотеку, чтобы снять из книги по архитектуре копию фотографии дома купчих Тарасовых, где находились следственно-революционная комиссия, отдел юстиции и комнаты судей первого и второго участка. (Дом этот, к сожалению, снесли, хотя он и относился к памятникам деревянного зодчества. Сейчас на этом месте пустырь, огороженный забором. Кстати, дом купца Филонова, где располагалась ЧК, тоже снесли. Сколько таких памятных мест в Бугульме пропало! Рассказывать о них - отдельная история.) Пока снимали копию, поделился с библиотекарями, чем занимаюсь, посетовал, что не могу найти полного текста воспоминаний А. Белоклокова. И - о чудо! - оказалось, что толстая тетрадь объемом более ста страниц в картонном переплете с фотографией Белоклокова спокойно лежит в архиве читального зала. Текст воспоминаний заверен его личной подписью - подписью пенсионера союзного значения Белоклокова, а некоторые страницы - печатью обкома КПСС. Они написаны в Ленинграде в 1980 году. Я попросил снять копии страниц, которые относились к делу банды Жуковича, совместил их со своими документами - и в итоге получилось вот что.
Глава 3
«Ваше слово, товарищ Маузер!»
В феврале 1918 года на первом съезде Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов уезда была создана народная милиция. Уезд разделили на девять участков: один в городе и восемь в уезде. А.Г. Белоклокова назначили зампредисполкома и координатором работы уголовно-розыскной и общей милиции, первым начугро - Ивана Алексеевича Ушакова, из бывших матросов, а его заместителем - уже известного нам Василия Федоровича Арзютова, демобилизованного солдата Первой мировой войны. Председателем ЧК стал сотрудник политотдела Пятой армии Л.Певзнер.
А.Белоклоков писал: «После изгнания белочехов и белогвардейцев из Бугульминского уезда жизнь стала налаживаться. Но в ЧК пробрались провокаторы и даже польские шпионы. Так, из Самары были присланы Е. Жукович, Падышев, Раевский и Гордон. Жукович и Гордон оказались поляками. Первые три месяца эта пятерка работала в пользу Советской власти. Когда же период чрезвычайных мер прошел - надо было действовать в соответствии с законами Советской власти. Тут стало проявляться беззаконие, и они из советских чекистов превратились в бандитов, серийных убийц. Настраивали народ против Советской власти. Жукович и Гордон дошли до такой наглости, что купца убьют, отберут у него меховое пальто с бобровым воротником и бобровой шапкой, наденут на себя и в этом виде выступают перед городской массой».
Здесь хотел бы сделать отступление и рассказать вот о чем. Пока шел розыск архивных документов, в Казани в 2010 году в свет вышла книга бугульминца, члена-корреспондента РАН А. Ефремова «Колумб Оренбургского края». Некоторые страницы ее высвечивают личности чекистов уже в ином свете - преступников высшей степени цинизма.
Вот факты из книги. Н.В. Скалона (родственника П. Рычкова) арестовали в ночь с 7 на 8 ноября 1918 года как участника по делу контрреволюционного заговора Николаевского собора Бугульмы. После ареста Николая Васильевича жена в панике начала разыскивать мужа. Обратилась в ЧК. Ее там успокоили, сказав, что муж не арестован, но в заложниках и скоро вернется домой. А пока «она должна внести за него выкуп 56 000 рублей». Младший сын Н.В. Скалона Николай позже подтвердил: «Помню, как мы с мамой пошли деньги вносить. Сколько, она не сказала, но в ЧК деньги взяли, заверив, что отец на земляных работах где-то под Самарой и скоро будет дома». Весной 1919 года Софье Николаевне кто-то сообщил, что за Бугульмой найдены тела убитых - тех, которые были арестованы вместе с Н.В. Скалоном. Она пошла с сыном Василием и нашла тело мужа среди расстрелянных. То есть чекисты, зная, что Скалон расстрелян, деньги за труп с жены все же взяли. Несчастный пролежал всю зиму под снегом в нескольких сотнях метров от дома, не преданный земле.
Расстрел производил взвод городской комендатуры на окраине города. Ныне это район кирзавода (городская баня).
В январе 1919 года Белоклоков был назначен председателем Государственной контрольной комиссии с чрезвычайными полномочиями, которая должна была снимать и отстранять от работы лиц, не внушающих доверия, занимающихся неблаговидными делами, компрометирующими Советскую власть. После проверки уездный исполком освободил Жуковича от обязанности председателя ЧК, вместо него назначили члена уездного исполкома Большеголового. Новый председатель ЧК пришел принимать дела уже под вечер. В ту же ночь Большеголовов вместе с женой исчез навсегда. Установить, где он и при каких обстоятельствах пропал, так и не удалось. Хотя самому Белоклокову мотив был понятен, однако доказательств убийства семьи Большеголового у него не было. Тогда А.Белоклоков и председатель уисполкома Ю.Д.Бакулин пошли в дом пропавших, осмотрели сундуки и приказали все имущество сдать в отдел социального обеспечения. Через некоторое время, когда Анатолий Григорьевич находился в командировке, Жукович сфальсифицировал против него дело, по возвращении в Бугульму задержал Белоклокова на дороге, завез к себе в ЧК и держал как арестованного. Кучер Белоклокова доложил о происшествии председателю исполкома, и тот потребовал, чтобы дали телеграмму на имя М.И. Калинина. На третий день получают его телеграфное распоряжение: «Немедленно освободить и дать объяснение». Белоклокова освобождают. В это время Анатолий Григорьевич узнал судьбу конфискованного имущества семьи Большеголовых: чекисты выбрали все ценное, что нашли в сундуке, и поделили между собой.
После вызволения Белоклокова бандиты не раз из-за угла производили на него покушения, стреляли по ночам. Он дал задание начальнику уголовного отдела Ушакову следить за действиями Жуковича. Вскоре было установлено, что его пятерка по ночам ходит по богатым домам и грабит, а сопротивляющихся убивает. Сколько семей было убито до сего времени - неизвестно. Но на последней жертве, когда банда наметила ограбить дом Василия Пузанова, преступники попались.
Вот как это произошло. Совершив налет на дом землевладельца и купца, торговавшего хлебом, В. Пузанова, бандиты убили всю семью, даже детей не пожалели. При осмотре трупов в морге уездный врач Н.М. Земляницын обнаружил, что прислуга еще жива. Очнувшись, женщина назвала доктору фамилию одного из убийц - чекиста Раевского. Врач, опасаясь за ее жизнь, увез домой, а вместо нее распорядился похоронить в закрытом гробу неизвестную беженку, скончавшуюся от тифа. Затем Земляницын тайно встретился с начальником уголовного розыска Ушаковым, которому доверял, поскольку последний дважды спасал его от уличных грабителей, и рассказал о разбойном нападении. Ушаков понимал, что он один в противостоянии с оборотнями не победит, а потому доложил обо всем куратору угрозыска Белоклокову. Они образовали группу, в которую взяли Арзютова и нескольких проверенных солдат-окопников.
Чекиста Раевского взяли по-тихому на улице и повезли в дом, где доктор Земляницын тайно лечил раненую прислугу купца Пузанова. Раевский, увидев ожившую «покойницу», впал в ступор. А прислуга показала на него рукой и тихо произнесла: «Это он в меня стрелял, я его знаю, его фамилия Раевский. С ним было еще четверо мужчин, все были с узлами, которые они вынесли из дома Пузанова».
И Раевский стал давать показания как по делу Пузанова, так и по другим налетам. После того как показания прислуги и Раевского оформили на бумаге, Белоклоков пошел по городу и стал собирать товарищей по фронту, и только после этого отряд произвел задержание чекистов - кого дома, кого в здании ЧК. Были проведены личные досмотры и обыски по месту жительства и службы. Все изъятое у каждого оформляли отдельным протоколом, что и позволило следователям «привязать» через вещдоки каждого члена банды к конкретному преступлению. Но для этого Ушакову пришлось в прифронтовом городе провести большую работу по поиску людей (свидетелей), которые бывали в домах убитых и могли опознать вещи и ценности. Благодаря уездному доктору Земляницыну, его профессиональному и гражданскому долгу выжившая женщина стала ключевым свидетелем и дала нить к ликвидации банды.
Угрозыск собрал все материалы, а Белоклоков доложил о них ревкому. Ревком вынес приговор: всю пятерку расстрелять, имущество конфисковать. Одного из членов пятерки - Раевского - расстреляли сразу. Есть даже версия, что это по предложению правоохранительных органов сделал добровольно кто-то из подельников. Следовало привести приговор в исполнение к остальным участникам банды, но в это время прибывший из Самары зампредседателя губернского ЧК задержал исполнение приговора впредь до изменения обстановки: в марте 1919 года колчаковская армия так быстро продвигалась, особенно лыжники, что в Бугульме началась срочная эвакуация. Получилось, что зампред ЧК спас оставшуюся четверку «чекистов» от немедленного расстрела в Бугульме.
Из воспоминаний А.Белоклокова: «При эвакуации имущества семей к эшелону был прицеплен вагон казенного имущества и из ЧК, в котором находилось все награбленное бандитами имущество. Я как член ревкома потребовал от сопровождающих, чтобы они этот вагон отцепили в Симбирске (Ульяновске), а лиц, приговоренных к высшей мере, расстреляли на месте. Начальником эшелона был назначен Н.И. Лоренгаль». Белоклоков был уверен, что Лоренгаль в Симбирске сделает все как надо, а сам с отрядом ушел в Мелекесс, и уже оттуда он поехал в Симбирск, где узнал, что эшелон отправлен в Саранск, в Мордовию. Прибыв в Саранск, стал искать вагон, но ему на станции за-явили, что вагон с конфискатом и арестованными отправили дальше. Он пошел к коменданту станции, объяснил, в чем дело. Тот дал телеграмму по дорогам о задержании вагона, но все было бесполезно. Вагон, а вместе с ним ценности и бандиты исчезли. Позже стало известно: вагон каким-то образом дошел аж до самой польской границы.
А в конце мая 1920 года Жукович и Гордон появились в Самарской губЧК. Их приход сюда по времени был рассчитан точно, так как 20 мая 1920 года город наш, Бугульма, отошел к Татарской АССР. Оборотни-чекисты посчитали, что в Самаре их прежней работой в Бугульме интересоваться не будут. Белоклоков в губЧК о них тоже не сообщил, решив, что с марта 1919-го по май 1920 года бандиты, вероятнее всего, погибли у польской границы. Кроме того, на руку последним было то, что первый председатель самарского ЧК И.Бирн уже там не служил, поскольку в 1919 году был переведен на партийную работу и вернулся в ЧК только в 1921 году.
Но начальником особого отдела ЧК в тот момент был большевик Беляев - человек опытный, профессионал. Рассказ невесть откуда появившегося Жуковича о том, что вагон с конфискатом отобрали в качестве трофея польские солдаты, а его самого и товарищей отпустили, потому что они назвались простыми сопровождающими груза - лицами гражданскими, вызвал у него серьезные сомнения. Недолго думая, Беляев дал указание задержать вновь прибывших «чекистов» для проверки, а сам послал в Бугульму сотрудников отдела для проверки их показаний. Коллеги по возвращении сообщили Беляеву, что все показания новеньких - ложь. Примерно в это же время в Бугульме к Белоклокову пришел его товарищ (солдат-окопник), который участвовал в задержании бандитов в 1919 году, и рассказал, что видел Жуковича и Гордона живыми и невредимыми в Самаре. Белоклоков немедленно телеграфировал в губЧК Самары о том, что Жукович и Гордон предатели, бандиты и серийные убийцы и, по его мнению, причастны к добровольной передаче вагона с конфискатом польской стороне, и срочно послал нарочным решение ревкома от весны 1919 года.
Так сложилась вся «мозаика». Коллегия губЧК приняла постановление - решение ревкома Бугульмы привести в исполнение. И «товарищ Маузер» дважды сказал свое слово. А вот как сложилась судьба оборотней Падышева и Кобалько, неизвестно.
Но важно, чтобы сегодняшний читатель знал, почему решение ревкома о расстреле тогда, в двадцатых годах, имел законную силу: он действовал в рамках декрета о суде № 1 от 21.11.1917 года. Уголовно-процессуальный и Уголовный кодексы еще не были написаны. Прокуратуры нет. Суды и трибуналы руководствовались только пролетарским правосознанием. И было еще постановление Совета народных комиссаров, подписанное В.Ульяновым (Лениным), где говорилось, что «во фронтовых и прифронтовых городах и приравненных к ним местностях (а Бугульма в 1918-1919 годах, как мы все помним из истории родного города, была именно таким местом. - Прим. автора) ревкомы вправе своим решением применять расстрел заговорщиков, крупных спекулянтов, убийц, бандитов, агентов иностранных разведок и лиц, совершивших преступления по должности». Так что решение ревкома было абсолютно законным.
Вместо эпилога
Розыск завершен, но полного удовлетворения он не принес, потому что нет четкого доказательного ответа на вопрос: «Жукович - кто он? Агент польской разведки, как утверждает А.Белоклоков, или «перевертыш», который, используя мандат ЧК, претворял в жизнь лозунг «Грабь награбленное»?». Думаю, ответ мы еще со временем услышим - от историков военной контрразведки.
Тайна банды Жуковича перестала существовать. Читатель и родственники погибших узнали новую, возможно, для кого-то нелицеприятную страницу истории Бугульмы. Но что было - то было.
Мне не стыдно за своих ветеранов - героев книг об уездном угрозыске. В нем служили профессионалы своего дела, искатели истины, с флером романтики в душе, и просто порядочные люди. Но время распорядилось так, что они, живые и мертвые, попали под арест Времени, Системы, Ржавчины чиновничьего равнодушия, а дела их закрыли в архив, где они со временем покрылись толстым слоем пыли. Рукописи не горят, так утверждают. Сгорают люди. Но память о них остается.
