Я помню, февраль 1918 года был морозный, бушевали бураны. А 21 февраля, часа в два ночи, ко мне на квартиру пришёл дежурный из "Комитета граждан" Ф. Викентьев. С ним был матрос, который передал записку товарища Куйбышева: "Самарский революционный комитет направляет в Ваше распоряжение красногвардейский отряд в количестве 18 человек, при...
Мы познакомились с Кановкиным. Он заявил, что отряд был оставлен на станции Бугульма. Немедленно поехали на вокзал. Не доезжая с полкилометра, велели извозчику вернуться, с тем, чтобы привести отряд в город незамеченным. В этом отряде была Катя Петровская. Она из села Кичуй, работала в Самаре. Отряд мы повели пешим строем. Нам надо было пройти около трёх километров. Бушевала метель.
Около пяти утра мы заняли помещения бывшего окружного суда, рядом с уездной земской управой. Этой же ночью собрал красногвардейцев своего отряда, которые жили недалеко.
Вызвал П. Ненастьина, А. Коробкова, Ф. Викентьева, В. Ракитова. Устроили совещание и решили: немедленно, до рассвета, занять земскую и городскую управу, почту-телеграф и телефонную станцию, тюрьму и снять со всех постов солдат 129-го полка; поставить своих красно-гвардейцев на все важные посты, в том числе у складов с вооружением и продовольствием, у полковой кассы.
В помещении уездной земской управы, на площадке второго этажа, установили пулемёт с двумя красногвардейцами. В городской управе красно-гвардеец с винтовкой и двумя гранатами встал у телефона. Два красно-гвардейца заняли нижний и верхний этажи почты и телеграфа. В тюрьме и на телефонной станции поставили по одному красно-гвардейцу. Персоналу объявили, что только с разрешения временных комиссаров можно производить работу телефонной станции.
Смена солдат с постов прошла, как было заранее задумано. Солдаты уходили, передавали винтовку новому часовому - красногвардейцу. Так - спокойно, без шума - были сняты часовые 129-го полка, которых временно поместили вместе с нашими бойцами.
Что же получилось утром 22 февраля, когда служащие стали приходить на работу? Получилась паника. Одни бежали со страха, увидев красногвардейца, но другие спокойно приступили к работе. Это были те, которые приветствовали Советскую власть.
В 12 часов дня мы через квартальных собрали общее городское собрание в Народном доме - городском театре. На собрание пришли преимущественно рабочие и беднота. Избрали президиум: председатель собрания М. Петров, секретари Ненастьин и А. Белоклоков, А. Коробков, В. Ракитов, В. Храмов и Кановкин. Я сделал доклад о том, как происходила ночная операция. Все главные учреждения: уездная земская управа, городская управа, почта-телеграф-телефон и тюрьма, а также главные посты 129-го полка нами заняты. Никаких происшествий не произошло. На собрании была единогласно провозглашена Советская власть, как в городе Бугульме, так и уезде.
Народ торжествовал, кричал: «Ура!», «Да здравствует Советская власть!», «Да здравствует партия большевиков и её вождь товарищ Ленин!», «Долой войну!».
Здесь же избрали временный исполнительный комитет совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Собравшиеся дали наказ: срочно созвать уездный съезд Советов. Для этого сначала провести волостные съезды, на которых избрать исполнительные комитеты и уполномоченных на первый уездный съезд Советов.
Кроме упомянутых делегатов, на собрании также присутствовали представители от рабочих-железнодорожников станции Бугульма, солдат гарнизона, городских крестьян-земледельцев, военного мусульманского шуро. Для организации Советов избрали временный исполнительный комитет из 14 человек: 4 представителя из рабочих, 6 - от союза земледельцев и 4 - от мусульманской общины и военного шуро.
Председателем временного исполкома по нашей рекомендации был избран учитель М. В. Петров, который дал слово, что будет работать с большевиками за Советскую власть. Я был избран заместителем председателя и комиссаром по ликвидации уездной земской управы, П. Ненастьин - секретарём. Членами избраны: А. Коробков, Ф. Викентьев, В. Храмов, В. Ракитов и Д. Забиров.
В этот же день временный исполком приступил к своим обязанностям. Разместились в помещениях бывшего полицейского управления. Илья Снегирёв был назначен комиссаром почты-телеграфа и телефонной станции, но он заболел, и вместо него, вплоть до второго уездного съезда, обязанности исполнял Аркадий Константинович Михайловский.
Всё бы прошло спокойно, без инцидентов, если бы мы не сняли часовых полка с важных постов. Мы этим лишили штаб полка возможности распоряжаться имуществом, вооружением и полковыми деньгами. Командир полка Глазков срочно собрал офицеров, разослал их по ротам с тем, чтобы спровоцировать солдат, объяснив, что большевики опечатали склады и кассу, не выдают сахара и обмундирования, потому он, командир полка, не может обеспечивать солдат и их демобилизовать. Глазков побоялся снять с постов красногвардейцев - знал, что имеется пулемёт.
Часа в три Глазков звонит во временный исполком и требует, чтобы прислали представителя для переговоров, так как солдаты и офицеры, возмущённые действиями большевиков, явились к штабу полка и протестуют. Я говорю председателю исполкома товарищу Петрову: «Сходи. Ты хорошо знаком с полковником и всё разъясни». А он мне отвечает: «Это твоё дело. Ты добился советской власти, сам снимал посты и ставил красногвардейцев».
Я и пошёл. Товарищ Кановкин заявил, что он Белоклокова одного не пустит. Тогда включили в протокол Кановкина, и мы пошли. А что это значило? По-моему, Петров устроил ловушку. Ведь Петров был председателем городской думы. А может быть, он только струсил.
Когда мы подходили к штабу полка (бывший дом Боброва), увидели там до ста солдат с винтовками. Я спросил, почему собрались. Отвечают, что в казармы приходили офицеры и говорили, что большевики опечатали все склады и штаб полка. Я разъяснил, почему мы опечатали склады: чтобы офицерство не растащило продукты, обмундирование, вооружение и деньги. От меня солдаты узнали, что временный исполком уже назначил комиссаром 129-го полка Василия Крохова, который завтра же начнёт производить демобилизацию солдат и выдаст всё, что положено. Солдаты выслушали и разошлись.
А мы с Кановкиным пошли в штаб на второй этаж. В помещении полка было полно офицеров и сынков местной буржуазии. Как только мы вошли, нас сейчас же арестовали. Разделили по разным комнатам, находящимся одна против другой, и нам было видно друг друга. Меня обыскали, оружия не обнаружили, а Кановкина тут же обезоружили. Начали всячески оскорблять и грозить расправой. Подносили к голове револьвер. Мы слышим команду командира полка Глазкова: «Надо послать две роты, окружить штаб красногвардейцев и их разоружить».
Офицеры наставляли револьверы на Кановкина и требовали написать запис-ку, чтобы красногвардейцы передали им пулемёт. Сидим, как в мышеловке. Красногвардейцы не знают, где мы и что с нами происходит. А офицеры всё настойчивее требуют записки, тычут револьверами и грозят нам. Мне пришла мысль: М. Петров, наверняка, не сообщил красногвардейцам, где мы находимся, надо как-то дать знать о себе и что нам грозит». Говорю Кановкину: «Пиши записку, чтобы передали пулемёт прапорщику Афанасьеву». А сам думаю, что красногвардейцы не отдадут пулемёт, но догадаются, где мы. Кановкин написал записку о передаче пулемёта. Прапорщик поехал получать пулемёт. Но красно-гвардейцы его избили и выгнали, а сами заняли мельницу Беспалова. Сидя в штабе, мы слышим разговор по телефону полковника Глазкова с Беспаловым, который докладывает, что красногвардейцы у него на мельнице, а пулемёт установлен на крыше. Глазков даёт команду: "Окружить мельницу двумя ротами».
Было около четырёх часов вечера, начинало темнеть. Вдруг слышим команду: «Разойдись!». Входят два красногвардейца с винтовками и гранатами и говорят: «Штаб полка окружён». Офицерство струсило и от нас отступило. Смельчаки Фёдор Викентьев и Фёдор Степанов забирают нас и выводят на лестницу, тихо говорят: «Нас только двое, мы взяли офицеров на испуг, нужно срочно бежать».
В это время красногвардейцы с мельницы отошли на станцию Бугульма, тоже струсили без командира. Пока мы шли, начальник станции дал им паровоз с вагоном, и отряд выехал на станцию Ютаза. Добравшись до вокзала, я тут же дал телеграммы Уфимскому, Самарскому и Симбирскому ревкомам: "Офицеры 129-го полка восстали против советской власти. Немедленно высылайте красногвардейский отряд с пулемётом».
Кановкин срочно вызвал по телефону станцию Ютазу и приказал своему отряду немедленно возвратиться в Бугульму. Часов в 12 ночи отряд прибыл, а из Самары прибыли 20 вооружённых продармейцев под командой матроса Богданова. Они прибыли в распоряжение уполномоченного губпродкома товарища А. В. Зуева. Я и Кановкин объяснили Богданову и его отряду, что сегодня офицеры 129-го полка восстали против советской власти, надо восстание ликвидировать. Богданов согласился объединиться с нашим отрядом. Теперь мы имели 75 человек с пулемётом.
Ночь. Все спят. Офицерство полка никаких мер не предприняло, зная, что красногвардейцы на станции Ютаза. Мы снова заняли помещение окружного суда и решили этой же ночью произвести налёт на штаб полка. Заняли все дороги и перекрёстки. По городу назначили красногвардейский патруль. В тюрьме поставили двух часовых. Город объявили на военном положении, а сами в количестве десяти человек пошли арестовывать офицеров и командира полка Глазкова, которые жили в номерах Горячева. Надеялись захватить полковника врасплох. Но его комната была заперта. Обманным путём заставили его открыть дверь. Когда Кановкин и Богданов вошли в комнату, Глазков схватил револьвер, но Кановкин успел его пристрелить. Остальные офицеры, услышав стрельбу, попрыгали из окон и скрылись. Поздно ночью по улице ехали два офицера на извозчике. Патруль пытался их остановить, они не подчинились и ответили оскорблением. Красногвардейцы дали залп. Оба офицера были убиты. Ими оказались бывший комиссар города и уезда Каширин и капитан Рудин. Вместе с ними был убит извозчик Николай Паняев.
